Владимир Юрьевич Стромов — академик Союза экспертов в области управления «Международная Академия менеджмента», ректор Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего образования «Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина», депутат Тамбовской областной Думы, кандидат юридических наук, доцент, неоднократный победитель конкурса «Менеджер года» в интервью порталу «Блокнот Тамбов».
Ему близка поэзия Николая Гумилева, его настольная книга принадлежит перу Дейла Карнеги, он сторонник спорта, знаток рэп-баттлов и депутат областной Думы: собеседником «Блокнота Тамбова» стал ректор единственного классического университета в области Владимир Стромов.
Разговор получился интересным и содержательным, мы успели поговорить и о будущем образования, и о культуре улиц, и о вкусах на хорошие книги и кино, и еще много о чем.
Б.Т. Владимир Юрьевич, как ректор как бы Вы сформулировали главную задачу ТГУ им Г.Р. Державина?
В.С. Сохранение цивилизации. В масштабе региона, конечно.
Б.Т. В прямом смысле слова?
В.С. В самом прямом. Мы – единственный многопрофильный классический вуз. Мы занимаемся воспроизводством почти всего многообразия компетенций, необходимых региональному социуму, чтобы быть цивилизованным обществом. Конечно, я не собираюсь утверждать, что только в стенах Державинского университета можно стать по-настоящему образованным человеком. Это было бы несправедливо по отношению к коллегам из других вузов и колледжей. Но ТГУ поддерживает львиную долю инфраструктуры по передаче знаний от поколения к поколению. Представьте: как можно подготовить агронома, строителя, инженера, если никто никого не учит математике, физике, геометрии, русскому языку…?
Б.Т. И без Державинского никаких шансов на сохранение цивилизации? В.С. Никаких. Цифровое варварство с очень редким вкраплением технически образованных безработных. В духе постапокалиптической фантастики.
Б.Т. Трудно представить… В.С. Это всего лишь фантазия. Мы же не последний вуз на Земле: можно учиться в Москве или, например, Воронеже. Зато – без полноценной системы высшего образования – довольно легко представить утрату областью её нынешнего статуса. Большой классический университет – это атрибут субъектности региона.
Б.Т. С тех пор, как Вы стали во главе университета, как изменился Державинский? В.С. Я мог бы перечислить сотню позитивных перемен – частных и глобальных, осуществлённых и планируемых, – но боюсь утомить Вашего читателя перечнем достижений.
Б.Т. Но какие-нибудь примеры…
В.С. …Мы создали и оснастили Симуляционно-аккредитационный центр. Стоимость этого объекта несколько десятков миллионов рублей…
Б.Т. И что там симулируют?
В.С. В основном, разные части и органы человеческого тела. Будущие медики должны отрабатывать практические навыки на высокотехнологичных тренажёрах и в специальных компьютерных программах. Фактически, мы рывком вышли на новый качественный уровень медицинского образования.
Б.Т. А можете выделить какое-то одно изменение – самое важное, на Ваш взгляд, лично для Вас?
В.С. С удовольствием. Самое важное – как вузовский коллектив видит своё будущее, как осмысливает свои перспективы. Университет внутренне переориентировался. Мы стремимся к созданию настоящей университетской корпорации – сообщества независимых, идейно смелых, благополучных людей, соучаствующих в осуществлении общих и личных интересов. Если мы удержимся на этом пути, то будем сверхэффективны во всех сферах деятельности.
Б.Т. Владимир Юрьевич, давайте отвлечёмся от внутренних университетских и региональных дел. Хотелось бы уделить некоторое внимание общероссийским вопросам… Развитие образования в стране, на ваш взгляд, идёт в нужном направлении?
В.С. Даже в советский период, когда государственная политика казалась монолитной и долгосрочной, не было, в сущности, какого-то одного направления, раз и навсегда заданного для системы образования. В этом году Державинский университет достигнет столетия: это прекрасный повод вчитаться, вдуматься в свою история. Так вот, вуз – а ТГУ существовал в разных форматах – пережил многократные метаморфозы государственной образовательной политики. Порой весьма драматичные метаморфозы. Тем более, сегодня, когда помимо государства на образование сильно влияет рынок и общество, трудно говорить о каком-то едином и единственном направлении. Да и государственная политика стала поливариантной. Государство не только предписывает, кто и что должен делать; государство создаёт возможности. Те вузы – и, можно говорить шире, региональные образовательные системы, – которые не в состоянии воспользоваться новыми возможностями… – они окажутся на нисходящих траекториях. В общем, система образования становится более разнообразной, диверсифицированной, динамичной; внутри неё идёт постоянная сортировка вузов, перенастройка тактик… Я не стану претендовать на полное описание всей гаммы сценариев для современной высшей школы. Среди них есть как возможные, так и маловероятные; есть консервативные и радикальные, несовместимые и взаимодополняющие, обнадёживающие и катастрофические. Вот два катастрофических сценария. Судите сами, в какой именно мере они реалистичны. Первый – превращение вузов в коммерческие предприятия, ориентированные на извлечение прибыли. Минимизация издержек предполагает урезание «малодоходных» направлений подготовки и удешевление образовательного процесса вплоть до полного его превращения в имитацию. Формальная конкурентоспособность таких «вузов» возрастает до небес. В 90-е годы хищничество в образовании стало нормой. Но страна изменилась, даже поколения сменились. Тем не менее, стратегии и практики частного успеха за счёт всеобщего упадка, конечно, глубоко вошли в сознание и организационную культуру. Эта мощная безличная силы привычных представлений и поведенческих программ. Я не хочу говорить от лица всех образовательных учреждений, но Державинский решил для себя, что мы – не фирма, мы – социальный институт. Наша ответственность перед студентами превыше прибыли. Ещё один катастрофический сценарий это погружение образования – не только высшего – в кафкианский кошмар. Тотальный внешний и внутренний административный контроль надзорных органов над образованием. Всякое ужесточение правил и отчётных форм, в конечном счёте, приводит к игнорированию двух фундаментальных вещей – кто преподаёт и что преподаётся. Кадры и содержание остаются бессмысленным и мешающим придатком к мистическому процессу документооборота. Сверхконтроль порождает симулякры: на новый запрос следует новый отчёт, на новую норму – новая отмазка. Система работает вхолостую где-то в параллельной реальности.
Б.Т. А позитивные сценарии?
В.С. Расскажу опять-таки о двух сценариях. Первый заключается в том, что высшая школа решительно переориентируется с заучивания на развитие мышления. В фокусе образовательных усилий окажется не память, а понимание. Мы до сих пор не можем полностью представить, насколько масштабной может быть эта революция и сколь многие последствия она может иметь. Хотя и здесь мы должны проявить здоровый консерватизм. Конечно, многие оказались заворожены идеями знаменитого американского популяризатора науки Митио Каку, который утверждает, что в недалёком будущем учёба уже не будет базироваться на запоминании, а освободившийся умственный резерв будет направлен на развитие способности думать и анализировать. Мне кажется, мы не должны игнорировать тот простой факт, что понимание возникает из суммы фактов, которыми мы владеем, а не из тех фактов, которые хранятся в Википедии. Не зная фундаментальных смыслов, мы не можем даже сформулировать вопрос. В такой ситуации сколь угодно совершенная информационная система окажется бессильной перед невежеством. Мы рискуем превратиться в дикарей на руинах древней библиотеки. Тем не менее, я настроен оптимистично: безвозвратно уходит время бессмысленного заучивания фактов, большая часть из которых ничего не значит и никогда не пригодится. Ещё одна обнадёживающая тенденция – сближение гуманитарных дисциплин, с одной стороны, и математических и естественных – с другой. В науке такая междисциплинарность – давно норма. Вполне логично, этот процесс захватывает и высшее образование. Для «естественников» и математиков это открывает новое поле для приложения их знаний. Для гуманитариев – это путь к точности и доказательности суждений, способ возрождения дисциплины мышления. По легенде, над входом в Академию Платона было написано «Не геометр, да не войдёт». Полагаю, для современного человека эта древняя сентенция могла бы стать девизом расширения интеллектуального горизонта. В современном мире, в большинстве случаев, нет никаких преимуществ ни у «чистых гуманитариев», ни у «чистых технарей».
Б.Т. Будущее образования – в новых методиках и форматах? Или стоит вернуться к советской «школе» – во времена, когда наше образование было одним из лучших в мире? Или это миф?
В.С. Превосходство советской образовательной системы – это не миф. Но та система была создана для своего времени. Мы должны уметь наследовать и развивать, реформировать – пусть и радикально, – но не пересоздавать систему заново каждые пять лет. В образовании важна преемственность, здоровая мера консерватизма. Ведь это слишком ответственное дело. По моему мнению, одна их основ успеха советского образования – продуманные, системно выстроенные и многочисленные аудиторные занятия. Сейчас активно обсуждается противоположная стратегия – практически полная замена аудиторных занятий на дистанционное обучение, то есть на те самые инновационные образовательные форматы. Действительно, виртуальное образование более доступно и дешево (и для студентов, и для вузов, и для государства). На мой взгляд, новые форматы, действительно, эффективны и, конечно, нужны. Мы в ТГУ за последние годы приложили немало усилий для их развития. Тем не менее, есть одно важное «но»: дистанционное образование эффективно и оправдано в некоторой чётко ограниченной области. Это тонкая доводка специалистов, переобучение и дополнительное образование. Без первого фундаментного образования, которое формирует багаж знаний и ключевые интеллектуальные навыки, все новейшие дистанционные форматы не стоят ровным счётом ничего. Дистанционное обучение без базовых компетенций – это, в лучшем случае, простая дрессировка, а в большинстве случаев – приятное, но бесполезное развлечение. Поэтому критически важно, чтобы первое образование было аудиторным: ответственным, серьёзным, фундаментальным, преподанным высококлассными учителями по программам и учебникам, которые созданы лучшими специалистами в стране. И после этого уже можно будет гибко менять, перенастраивать свои компетенции: вот здесь дистанционное образование весьма уместно и чрезвычайно выгодно. В противном случае… Предположим, мы возьмём всех наших вчерашних школьников и вместо вузов отправим их по домам проходить онлайн-курсы Гарварда или ВШЭ, или, возможно, Йеля. Что мы получим? Знаете, какой образ возникает. Есть небольшая элита, дети которой учатся в немногих нормальных аудиторных университетах – в основном, за границей. И есть масса населения, совершенно не умеющего мыслить и обладающего рудиментарными навыками для обслуживания нефтегазовой инфраструктуры. Таков дивный новый мир, где вузы превращены в региональных модераторов дистанционного обучения.
Б.Т. Если вспомнить высказывания Митио Каку, которого Вы упоминали, то он полагает, что все университеты станут виртуальными, а образовательный процесс будет проходить в облаке…
В.С. …И он добавляет, что тех студентов, которые посещают лекции в традиционных вузах, будут считать неудачниками; и о таких будут говорить: «Он не смог сам сконструировать свое образование». Однако мы с вами не должны впадать в иллюзию: на самом деле о таких студентах будут говорить: «Это дочь или сын господ, которым доступно то, что мы никогда не получим». В «обществе равных возможностей» социальное неравенство транслируется из поколение в поколение через неравный доступ к качественному образованию. Мы же должны ценить то, что имеем.
Б.Т. А именно?
В.С. Можно сказать так: наша государственная образовательная система одержима – в хорошем смысле этого слова – идеей, что каждый Михайло Ломоносов должен дойти до ближайшей Академии.
Б.Т. Владимир Юрьевич, не могли бы Вы кратко – буквально, в нескольких фразах – сформулировать совет для нынешних студентов и школьников: к чему нужно стремиться и чего нужно избегать. В образовании.
В.С. Ещё раз вспомню Митио Каку – на этот раз в позитивном ключе. Нужно развивать в себе, полагает он, те способности, которые недоступны роботам: креативность, воображение, инициативу, лидерские качества. Что касается опасностей… Уверен, что невостребованность – чума XXI века. Невостребованность порождает отчуждение, а отчуждение – практически все социальные и психологические проблемы.
Б.Т. Предлагаю дать нашим читателям возможность отдохнуть от социальных тем. Позвольте несколько вопросов лично о Вас. Возглавляя вуз, следите за модными молодежными тенденциями? Знаете, что такое дис, кто придумал Версус?
В.С. Дис, версус… – При нынешней англоизации языка это может быть, что угодно. Подскажите хотя бы область.
Б.Т. Скажем так, «творчество улиц».
В.С. Тогда я знаю, откуда дис – это из рэпа. Я не покажусь слишком архаичным, если обозначу этот жанр как инвективный? Не хочу показаться знатоком: собственно, моё знакомство с дисами ограничивается несколькими Ютьюб-роликами американского проекта «Эпические рэп баттлы истории»: Билл Гейтс против Стива Джобса, Фрэнк Синатра против Меркьюри и тому подобное. Как и многое в современной культуре, это – странная смесь гениальности с бессмысленной эпатажностью. Где-то больше первого, где-то нет ничего, кроме второго. В общем, постмодерн.
Б.Т. Если у Вас была бы такая задача, то на какое событие в стране последних лет Вы написали бы дис? Что вызвало внутренний шторм или волну негодования?
В.С. Честно говоря, не стал бы писать реп по таким поводам: всё-таки это не мой способ выражения. Что же касается событий… Первое – силовое столкновение толпы с правоохранителями на Болотной весной 2012 года. Мне казалось, что наша историческая память должны просто парализовать любые мысли о возможности поиграть в маленькую гражданскую войну. Ведь, казалось бы, ещё недавно – в 1993 – на улицах Москвы стреляли танки. Но, как оказалось, у толпы память слишком коротка, а у вожаков – совесть мелковата. Я понял тогда, сколь важно беречь и выстраивать институты исторической памяти. Хотя бы ради национального самосохранения. И ещё – события 2 мая 2014 года в Одессе. Да, это произошло не в нашей стране, но с нашими людьми. Это апофеоз гражданской войны. Вот два эпизода – очень разные, конечно, – но всё-таки они принадлежат к одному историческому типу. И в какой-то альтернативной реальности могли бы быть звеньями одной цепи.
Б.Т. Если бы Вы жили во времена литературного «Серебряного века», то ваш стиль мыслей был бы ближе к Блоку, Ахматовой, Есенину или Маяковскому? В.С. К Николаю Гумилёву. Б.Т. Какие книги – кроме научной литературы – захватывают Ваше время?
В.С. Кроме научной литературы по моей специальности – по правоведению, – читаю научную литературу по другим специальностям. Если же говорить о литературе художественной и научно-популярной, то у меня нет каких-то специальных предпочтений. Лишь бы книги были хорошие.
Б.Т. А настольная книга – та, к которой возвращаетесь чаще всего?
В.С. Карнеги. Против Дейла Карнеги сложилось стойкое предубеждение, что он якобы написал пособие по манипулированию. Я, честно говоря, этого не обнаружил в его книге. Зато нашёл огромный и мастерски изложенный опыт межличностного общения. Да и советы Карнеги, в большинстве своём, являются очень добрыми по отношению к людям. Вот, например: «Способ, с помощью которого можно развить лучшее, что заложено в человеке, – это признание его ценности и поощрение», «Создайте человеку доброе имя, чтобы он стал жить, сохраняя его». Мне импонирует ключевой призыв этой книги, который читается буквально в каждой строке. Суть этого призыва в том, что человек должен осмысленно и всеми силами формировать вокруг себя сообщество людей позитивных, счастливых, благополучных, довольных собой и своей жизнью. Будь то семья, друзья, коллеги и сотрудники, соседи. Создание такой микросреды – большой труд, требующий знаний и упорства, но также и большое удовольствие. Вот ещё одна мысль Карнеги: «Человек, который не интересуется своими собратьями, испытывает самые большие трудности в жизни и причиняет самый большой вред окружающим».
Б.Т. Вы поддерживаете возвращение норм ГТО? Как получение значка может помочь при поступлении в Ваш вуз?
В.С. Безусловно, поддерживаю ГТО. Вообще, я большой сторонник спорта – спорта как вида деятельности и как образа жизни. Спорт даёт человеку не только физическое здоровье. Хотя одно это уже очень хорошо. Спорт – это ещё и великолепная тренировка духа. Если нас читают молодые, могу дать совет: важно вкладывать своё время и умения не только в те дела, которые от нас ждут условные взрослые (родители, начальники, государство, в конце концов) или которые сулят нам сиюминутные преимущества. Мы должны делать некоторые дела лишь для себя, для своего совершенствования, для утверждения в своих собственных глазах, для расширения своего спектра возможностей. И спорт – одно из таких дел. Вера в себя, ощущение успеха, способность преодолеть растерянность и усталость, умение распределить силы и вовремя сосредоточить все ресурсы организма, соединение холодного расчёта и драйва – такие чувства и опыт в спорте можно пережить буквально на каждом шагу. И их трудно испытать в обычной жизни.
Б.Т. Можете ли Вы сказать, что в Вашей жизни был учитель, который сильно повлиял на Ваше становление, на жизненную позицию? Какова сила преподавательского авторитета, в особенности – для современного студента?
В.С. Да, в моей жизни был такой учитель. Это мой тренер по лыжам – Александр Иванович Лукьянов. Уверен, как сто или двести лет назад, сила преподавательского авторитета и сейчас остаётся колоссальной. Даже если все стороны – и преподаватель, и студент – не признают этого и не стремятся к этому. Просто современная вестернизированная культура менее акцентирует отношения «учитель – ученик». Но, на самом деле, учительский авторитет глубоко укоренен в социальной природе – глубже, чем простая культурная нома. Это внутренняя человеческая потребность – потребность в точке опоры, в позитивном примере. И так будет всегда, пока преподаватель и студент будут встречаться лицом к лицу.
Источник: http://bloknottambov.ru/news/litsa-goroda-vladimir-stromov-sposob-s-pomoshchyu-
